Сто восемьдесят семь невинно расстрелянных! Их имена раздельно стоят в скорбных колонках длинного списка. Их кости давно перемешаны в общей завальной яме. Да, это место в Селифонтовском лесу было неведомой ямой на протяжении более пятидесяти лет. И только сегодня становится людской могилой. Ярославцы, приехавшие третьего августа на необычный лесной субботник, нагорнули большое всхолмие, оторочили его зеленью дерна, обнесли свежевырубленными колышками, возложили цветы. Возможно, в скором времени здесь будет возведен памятник, достойный погибших.
Возвращались к Московскому шоссе из печального перелеска по скошенной луговине. Стайки молодых лягушат потревоженно прыскали в стороны. Умерил движение своих протекторно-резиновых сапог, стал ступать бережней: пусть живое живет нераздавленным.
А вот людей в том далеком 38-м кто-то не пожалел, жестоко вмял в пласт окровавленной глины, присыпал разъедающей известью, дощатым настилом накрыл. Да еще заряды-снаряды тайно пристроил: на случай, если любопытные сунутся.
Сунулись такие только в 90-м году. Разведочный раскоп начали Н. У. Казак, В. А. Горобченко. Место подсказал Н. А. Большаков, а ему батя передал ≈ он помнил ночные выстрелы давней поры. Местный егерь своевременно уточнил подсказку. Так и открылась на всю страну трагическая тайна Селифонтовского леса.
Как сказано у Даля, могила не все покрыла. Преступления режима изобличены еще в одной потрясающей конкретности.
Для будущей мемориальной экспозиции пришлось кой-какие скорбные документы, оказавшиеся на поверхности раскопа, взять с собой: кость плечевая, кость бедреная, 1 галоши резиновые, пола куртки кожаной, перчатка хромовая.
Все это очищено от полувековой глины, омыто в Волге, на солнышке милом просушено и готово предстать за музейным стеклышком.
К Селифонтовскому захоронению проявляется самое пристальное внимание людей из разных мест. Приезжали родственники погибшего из ивановского городка Пучеж, пишут из киевской Боярки, известной по корчагинской эпопее Островского.
А вот уж совсем примечательный пример: ярославцы обустраивают могилу ≈ к ним на поляну выходит человек, из Уфы срочно приехавший. Ему недавно сообщили, что прах его отца здесь, в Селифонтове.
Десятилетним пареньком В. П. Орлов лишился своего бати. И теперь в пенсионном возрасте обрел возможность впервые отцовской памяти поклониться.
Вот еще по родственному зову человек явился: у старой учительницы Е. Л. Троицкой здесь дядя казнен ≈ Н. Ф. Доброхотов. Был в свое время уже на пенсионном отдыхе, партийный и советский активист ≈ достали его и оттуда...
Вроде Бисмарк суровый сказал, что одна смерть ≈ это трагедия, а миллион смертей ≈ статистика. Чрезвычайно отягчены мы в авантюрном послеоктябрьском пути такой зловещей статистикой! Пришло время выходить ей на поверхность... Но не сама она выходит. Люди ее выводят предметно запечатлевают. Среди них ≈ работники прокуратуры, сотрудники безопасности, члены облисполкомовской комиссии по реабилитации, активисты Ярославской организации общества ⌠Мемориал■, люди из управления культуры писатели, журналисты. Задающим общественным генератором в этом историко-поисковом деле уже который год выступает Ю. Б. Марковин.
Вот и первая памятная пластинка из нержавейки повисла на простейшей колышковой ограде: ⌠Здесь 5 октября 1938 года расстрелян наш отец Устинов Николай Иванович. Вечная память безвинно погибшим! Сын Николай, дочь Наташа■.
Пройдет время, и весь список ста восьмидесяти cev имен будет на граните запечатлен.
В. ПОНОМАРЕНКО
Золотое кольцо. 1991. 9 авг
